Введение. Принцип ахимсы (санскр. ahiṃsā – ненасилие, непричинение вреда) утверждает недопустимость умышленного причинения вреда живым существам и ориентацию на максимальное снижение насилия. Эта этическая заповедь зародилась в древних индийских духовных традициях и со временем была воспринята как краеугольная ценность во многих религиях мира и светских этико-философских системах. Во всех культурах можно найти вариации золотого правила «не делай другим того, чего не желаешь себе», отражающие универсальность идеи ненасилия. В данном аналитическом отчёте рассмотрены: концепция ахимсы в ведущих мировых религиях (индуизм, джайнизм, буддизм, христианство, ислам, иудаизм, даосизм) и в ряде философских течений (стоицизм, гуманизм, секулярный пацифизм); историческая эволюция принципа ненасилия и его воплощение в правозащитных, антивоенных, вегетарианских и экологических движениях; сравнительная таблица заповедей ненасилия/запрета убийства в разных традициях; анализ современных препятствий на пути следования ахимсе (политика, экономика, питание, технологии, войны и пр.); а также обоснование того, почему ахимсу можно считать универсальной нравственной истиной, понятной любому человеку вне зависимости от веры.

В индуизме ахимса считается одной из высших добродетелей. Хотя ведийская религиозная традиция изначально допускала жертвоприношения, этическое осмысление ненасилия развивалось постепенно. Уже древние упанишады (≈ VIII–VI вв. до н.э.) включали ахимсу в перечень основных добродетелей и запрещали насилие против «всех существ», связывая ненасилие с освобождением из круговорота рождения (сансары)[1][2]. В Махабхарате провозглашается: «Ахимса парамо дхарма» – «ненасилие есть высший закон (долг)»[3][4]. Этот эпос многократно повторяет мысль, что непричинение вреда – высшая моральная норма, высшее самообладание и даже «величайшее счастье». С течением времени понятие ахимсы проникло во все аспекты индуистской этики: так, многие индуисты придерживаются вегетарианства как практического выражения ненасилия по отношению к животным. Классические тексты обсуждают также допустимые исключения – например, необходимость самообороны или войны по справедливой причине. Индуистские мыслители разработали принципы «справедливой войны», признавая, что война допустима лишь в крайнем случае, должна вестись праведно и преследовать цель восстановления мира[5][6]. Тем не менее, идеал состоит в том, чтобы избегать войны и решать конфликты честным диалогом, прибегая к силе лишь в последнюю очередь[7]. В йогической философии ахимса возведена в абсолют: она названа первым и важнейшим принципом Ямы – нравственного самоконтроля. Без утвердившейся ненасильственности практикующий не может продвинуться на пути йоги[8][9]. Таким образом, в индуизме ненасилие считается фундаментом праведной жизни, хотя в реальной практике допускаются ограниченные случаи применения силы, порождая дискуссии о границах ахимсы в мирской жизни[10].

Джайнизм наиболее последовательно и строго воплотил принцип ахимсы. Джайнские наставники провозгласили: «Ахимса парамо дхарма» – «ненасилие есть высшая религия (долг)», и эта фраза украшает стены джайнских храмов[11][12]. Ахимса является первым и главным из пяти великих обетов джайнов; все остальные обеты (правдивость, неворовство и пр.) служат поддержанию обета ненасилия[13]. Джайны трактуют ненасилие предельно радикально: запрещено намеренно убивать любое живое существо, и монахи даже фильтруют воду, метут дорожку перед собой и носят марлевые повязки на рту, чтобы не проглотить насекомое[14][15]. Убийство животных ради пищи полностью исключается[14]; по возможности джайны стараются не вредить даже растениям, употребляя в пищу лишь необходимое для выживания и избегая выкапывания корнеплодов, чтобы не губить всё растение. Многие джайны воздерживаются от земледелия и скотоводства, выбирая профессии торговцев, учителей, финансистов, дабы не быть замешанными в непреднамеренном убийстве существ при пахоте или выпасе скота[16][17]. Идеал для монаха – пожертвовать собственной жизнью, но не нарушить обет полного ненасилия, даже если на него нападают[18][19]. В светской же жизни джайнизм учит принципу «ахимса с осмотрительностью (прамада)» – то есть уменьшать насилие посредством правильных намерений и предельной осторожности в каждом действии[20]. Исторически джайны настолько ревностно следовали ахимсе, что порой критиковали буддистов и индуистов за «непоследовательность» и попустительство в воплощении ненасилия[21][22]. Хотя джайнская традиция строго пацифистская, в средние века под воздействием внешних угроз даже в её текстах появились редкие оправдания оборонительного насилия, если это предотвратит ещё большее зло[23][24]. Однако в целом джайнизм остаётся самой бескомпромиссной религией ахимсы, за что Махатма Ганди отмечал: «Ни одна религия в мире не разработала принцип ненасилия так глубоко и систематично, как джайнизм… Когда принцип ахимсы будет принят людьми всего мира, джайнизм обретёт высочайший статус, а Махавира будет почитаться величайшим авторитетом ненасилия»[25][26].

Буддизм воспринял ахимсу как первейшую нравственную норму. Первый обет из Пяти Заповедей буддизма гласит: воздерживаться от отнятия жизни любого живого существа. Этот обет обязателен как для мирян-буддистов, так и для монахов[27]. Будда учил безграничной доброжелательности (метте) ко всем существам и осуждал не только сам акт убийства, но и психологические корни насилия – гнев, ненависть, жадность[28]. Ранняя буддийская литература самым решительным образом порицает убийство и прославляет идеального правителя-пацифиста[29]. Хотя Будда признавал, что войны происходят, и не требовал от царей немедленного роспуска армий, он ясно указал: кто погибает в бою с намерением убить, рискует дурным перерождением[30]. Ненасилие – сквозная тема буддийского канона[31]. Буддизм поощряет решать конфликты мирными средствами и применять минимально необходимое воздействие, исключая умышленные страдания[28][32]. Так, в Дхаммападе сказано: «Никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью; она прекращается лишь отсутствием ненависти». На практике буддийские общины добровольно соблюдали ахимсу, веря в закон кармы: убийца, согласно учению, навлекает тяжёлые последствия в будущих перерождениях (особенно если жертва – святой или монах)[33][34]. Спасение животных от убоя считается благим делом, улучшающим карму[35][36]. Буддийские тексты даже запрещают некоторые профессии, связанные с насилием: торговлю оружием, мясом, живыми существами, ядами и одурманивающими веществами[37][38]. В буддийских обществах многих стран укоренилась традиция вегетарианства и защиты жизни. В то же время, подобно индуизму, буддизм выработал разные взгляды на допустимость насилия в крайних обстоятельствах. В теории абсолютного пацифизма буддийские монахи доходили до самоотверженной «парамита терпения», когда лучше умереть, чем убить. Однако ряд буддийских мыслителей позднее допускали оборонительную войну – например, в случаях, когда это предотвращает большое зло (в хрониках упоминаются советы царям защищать народ от агрессоров, оставаясь лично сострадательными к врагу)[39][40]. В целом буддийская этика призывает по возможности избегать любого насилия, а если оно неизбежно, то совершать действие без гнева и с сочувствием. Буддийский император Ашока (III в. до н.э.), раскаявшийся в кровопролитии, стал образцом государственного воплощения ахимсы: он запретил жертвоприношения и охоту, ограничил убой скота, объявил дни без убийства, поощрял вегетарианство и заботу о животных[41][42]. Таким образом, буддизм закрепил принцип ненасилия как необходимое условие духовного прогресса и мирной жизни, делая акцент на внутреннем искоренении агрессивных намерений.

Хотя термин «ахимса» в христианстве не употребляется, идеал любви и непротивления злу пронизывает Евангельские наставления. В Ветхом Завете декалог содержит прямую заповедь «Не убий» (Исх. 20:13) – категорический запрет убийства[43]. Иудаизм и христианство традиционно отождествляют человеческую жизнь с высшей ценностью, поскольку человек сотворён «по образу Божию». В Новом Завете Иисус Христос усиливает требование нелюбviolence: в Нагорной проповеди Он говорит: «Вы слышали, что сказано: око за око… А Я говорю вам: не противься злому. Кто ударит тебя по правой щеке – подставь ему и другую… Любите врагов ваших и молитесь за обижающих вас» (Мф 5:38–44)[44]. Эти радикальные слова фактически запрещают личную месть и насилие из ненависти. Иисус на собственном примере показал непротивление: когда вооружённая стража пришла арестовать Его, ученик Пётр ударил мечом слугу первосвященника, но Иисус остановил его: «Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» (Мф 26:52)[45][46]. Он добровольно принял несправедливую казнь, простив своим палачам. Ранние христиане восприняли этот пример буквально: в I–III веках многие христианские авторы были убеждёнными пацифистами. Так, апологет Тертуллиан писал, что для христианина «лучше позволить себя убить, чем убивать», утверждая, что Христос, запретив Петру использовать меч, «разоружил тем самым каждого воина»[47][48]. Ориген учил, что Новый Завет «сделал убийство абсолютно запрещённым», заменив ветхозаветный принцип возмездия «законом кротости и любви»[49][50]. Многие первые христиане отказывались служить в армии и предпочитали страдать, нежели поднять оружие. В то же время Новый Завет содержит и намёки на допустимость несения службы: Иоанн Креститель не потребовал от солдат оставить службу, а лишь запретил злоупотреблять силой (Лк 3:14)[51]. Апостол Павел признавал роль властей в обуздании зла («начальник – Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое», Рим 13:4) и допускал применение силы государством, но не частным лицом[52]. После того как в IV веке христианство стало государственной религией Рима, Церковь разработала концепцию справедливой войны (начиная с Августина и Фомы Аквинского) – учение, когда и как можно вести войны, не нарушая Божьей заповеди (например, защита невинных, восстановление справедливости, последняя мера и т.п.). Однако заповедь «не убий» всегда толковалась как запрещение умышленного убийства невиновного. Католическая церковь подчёркивает, что даже когда применяется вынужденная сила (самооборона, правосудие), нельзя желать смерти агрессора – цель должна состоять лишь в защите жизни невинных[53][54]. Любое убийство из ненависти или корысти – тяжкий грех, вопиющий к небу[55][56]. В христианской этике ненасилие часто связывается с любовью к ближнему: «заповедь не убивать содержит и повеление хранить чувства любви, согласия и дружбы даже к врагам, терпеливо сносить обиды»[57][58]. Многие святые проповедовали миролюбие и прощение. В истории христианства известны движения радикального пацифизма – например, квакеры, меннониты, толстовцы, уклонявшиеся от любого насилия из религиозных убеждений. В ХХ веке христианские лидеры, такие как Мартин Лютер Кинг-младший, вдохновлялись евангельской любовью, отстаивая права угнетённых ненасильственными методами. Таким образом, христианство в своём идеале учит побеждать зло добром и любовью, хотя в исторической практике церковные институты допускали войну и наказания, стремясь ограничить их жестокость нравственными нормами.

Ислам – религия, имя которой родственно слову «мир» (салам). В Коране и хадисах заложены строгие ограничения на насилие. Жизнь человека признаётся священной, и противозаконное убийство осуждается как тягчайший грех. Коран гласит: «Кто убьёт душу не за душу (т.е. не в возмездие за убийство) и не за распространение нечестия на земле, тот как будто убил всё человечество; а кто сохранит жизнь, тот словно сохранил жизнь всему человечеству» (Коран 5:32)[59]. Примечательно, что этот же принцип содержится и в иудейском Талмуде (Санхедрин, 4:5)[59], подчёркивая межрелигиозный консенсус в неприкосновенности жизни невиновного. Пророк Мухаммад в своих наставлениях проявлял милосердие даже в условиях войны: он строго запретил умышленно убивать женщин, детей, стариков и некомбатантов[60][61]. Этот запрет стал частью исламского шариатского права ведения войны и остаётся неизменным принципом: мусульманам не дозволено отвечать злом на зло, даже если враг нарушает законы – моральная ответственность за убийство невиновных лежит исключительно на совершившем его[61][62]. Ислам разрешает применение силы только в случаях справедливой необходимости – прежде всего для самозащиты, защиты угнетённых и восстановления справедливости. Понятие джихада часто искажается: в подлинном смысле это «усилие на пути Бога», причём пророк называл «великим джихадом» борьбу человека со своими пороками (гневом, эгоизмом и т.д.), а «малым джихадом» – вынужденную оборонительную войну. Даже тогда существует этикет: не мучить пленных, не разрушать без нужды посевы, не убивать животных без нужды. Коран призывает к миру, когда враг к нему склонен (8:61), и многократно называет Аллаха «Милостивым, Милосердным», предлагая верующим подражать этим качествам. В исламе также присутствует призыв к прощению: «Воздай злом лишь равным по справедливости, но кто простит и примирится – тому награда у Аллаха» (42:40). Вместе с тем ислам признаёт функцию власти по поддержанию правопорядка: карать преступников (вплоть до смертной казни за особо тяжкие преступления) допускается как осуществление земной справедливости – но это не должно выливаться в произвол или жестокость сверх меры. Таким образом, ислам осуждает неоправданное насилие и рассматривает войну как крайнюю меру, допуская её при строгих условиях. Идеал же для верующего – милосердие, терпение и стремление к миру. Не случайно одно из имён Аллаха – Ас-Салām, «Мир, Безопасность», а приветствие мусульман «Ас-саляму алейкум» означает «Мир вам». Современные влиятельные мусульманские лидеры неоднократно подчёркивали, что террор против мирных людей абсолютно противоречит исламу[63][64]. В целом, ахимса ислама проявляется как запрет агрессии и призыв к справедливому миру под эгидой милосердия.

Для иудейской традиции ценность жизни фундаментальна. Одна из Десяти заповедей гласит: «Не убий» (Ло тирцах), причём в еврейском оригинале имеется в виду именно предумышленное убийство (убийство невиновного)[43]. Уже в Книге Бытия Бог порицает убийство: когда Каин убивает Авеля, на него ложится проклятие. В Талмуде (Санхедрин 4:5) мудрецы учат: «Кто уничтожил одну жизнь – будто уничтожил целый мир; и кто спас одну жизнь – будто спас целый мир», указывая на бесконечную ценность каждой личности[59]. Эта идея, как отмечалось, перекликается с кораническим стихом, что подчёркивает ее универсальность. Иудаизм, однако, не абсолютно пацифистская религия – Танах (Библия) описывает и священные войны Израиля. В законах Торы предусмотрена смертная казнь за ряд тяжких преступлений, а также разрешается оборонять свою семью от ночного грабителя ценой его жизни (Исх. 22:2). То есть заповедь «не убий» с самого начала понималась как запрет именно убийства невинного, а не любого лишения жизни при чрезвычайных обстоятельствах[43][65]. Тем не менее, толкователи всегда подчёркивали, что проливать невинную кровь – тягчайший грех, оскверняющий землю (Числ. 35:33). Пророки провозглашали идеалы мира: у Исаии – видение, что «перекуют мечи на плуги и копья на серпы, не будет больше войн» (Ис. 2:4). В еврейской этике великой добродетелью считается пикуах нефеш – спасение жизни, ради которого можно нарушить почти любую другую заповедь. Например, ради спасения пациента позволено нарушить шаббат. Центральное понятие шалом означает не только отсутствие войны, но и всеобъемлющий мир, благополучие, восстановление гармонии. Еврейское приветствие «Шалом алейхем» («Мир вам») и одно из имён Бога – Адонай Шалом – отражают эту ценность. В средневековой философии Маймонид указывал, что заповеди даны ради утверждения милосердия, мира и доброты на земле. Хотя иудаизм признаёт, что иногда война была необходима (например, для самообороны народа), уже раввины эпохи Талмуда ограничили практическое применение библейского принципа «око за око», заменив его денежной компенсацией – тем самым сместив акцент от возмездия к реституции и гуманности. Современный иудаизм (особенно его реформистское и консервативное направления) во многом поддерживает идеи прав человека, диалога и ненасильственного решения конфликтов. Израильские мыслители выводят принципы «чистоты оружия» (то есть этики применения силы) именно из еврейских ценностей: запрещается целиться в невинных, необходимо стремиться минимизировать ущерб[63][66]. Таким образом, в иудаизме идеал ненасилия проявляется как уважение к святости жизни, стремление к миру (шалом) и милосердие, несмотря на наличие концепции справедливой войны и наказания. Гуманистический пафос пророков и мудрецов призывает к тому дню, когда «вся земля будет наполнена познанием Бога» – а значит, и миром между людьми и народами.

Даосская философия, восходящая к Лао-цзы и Чжуан-цзы, не формулирует прямой запрет «не убивай», однако глубоко пронизана духом непринуждения и мягкости, противоположным насилию. Дао-Дэ-цзин (Дао-тэ-цзин) – ключевой текст даосизма – учит, что насилие противоречит естественному Пути (Дао). Лао-цзы предупреждает правителей от излишнего применения силы: «Оружие – это орудие зла; все существа ненавидят его. Поэтому следующий Дао не находит радости в оружии». В 31-й главе Дао-Дэ-цзина сказано, что мир – высшая ценность: «Достойный человек избегает оружия, кроме крайней необходимости, и даже тогда пользуется им с величайшей сдержанностью. Мир для него – высшее благо. Если мир нарушен, он не ликует в победе. Его враги – такие же люди, как он сам. Он не желает им зла и не радуется победе… Он вступает в битву с тяжёлым сердцем, как на похороны»[67][68]. Эти строки показывают, что в даосизме война рассматривается как трагедия, а не триумф. Победа не повод для гордости, ведь она означает, что естественная гармония нарушена. Лао-цзы также отмечал, что насилие порождает лишь новое насилие: «За армиями следуют годы бедствий» – после войны остаётся разорение и скорбь[69][70]. Идеал даоса – у-вэй, недеяние в смысле отказа от принуждения и насилия, жизнь в гармонии с природой и людьми. Даже если приходится участвовать в сражении, надлежит сохранять сострадание к противнику и скорбеть о необходимости боя. В даосской традиции ценятся мягкость и уступчивость: «Мягкое побеждает твёрдое», «Нет большей беды, чем недооценивать противника» – эти афоризмы Лао-цзы призывают избегать агрессии и гордыни. Хотя древний Китай знал войны, а даосские мудрецы иногда служили советниками правителей, их советы часто сводились к минимизации насилия. Например, стратег и философ Сунь-цзы (которого, правда, относят к легистам, но он испытал влияние даосской мысли) писал: «Величайшее умение – победить врага, не сражаясь». Даосизм также ценит все формы жизни: у Чжуан-цзы – сострадательное отношение даже к бесполезному дереву или сакральным животным. Даосская натурфилософия видит человека частью целого; искусственное вмешательство (в том числе силовое) нарушает Дао. В целом, даосский путь – путь спонтанного порядка, где нет места жестокости: идеальный правитель в даосизме не подавляет подданных силой, а действует незаметно, подобно тому как вода питает всё живое, не стремясь господствовать. Таким образом, даосизм призывает к ненасилию косвенно, через идеалы гармонии, смирения и непринуждённости. Он не абсолютный пацифизм (даосы признают, что иногда силой приходится защищаться), но воспевает мир как естественное состояние и порицает воинственность как признак противоестественности.

Античная философия стоицизма не содержит прямого запрета на насилие, однако стоическое мировоззрение утверждает единство и братство всех людей, что подразумевает отказ от злонамеренного вреда ближнему. Стоики рассматривали всех людей как граждан «космополиса» – единого мирового города, управляемого божественным Логосом. По выражению римского стоика Маркa Аврелийa, «мы рождены для сотрудничества, как у ног и рук одна цель». Он же замечает: «Что вредно для улья, то вредно для пчелы»[71][72]. Эта мысль означает, что причиняя вред обществу или другому человеку, мы тем самым вредим и себе. В стоицизме добродетель справедливости требует относиться ко всем по правде и уважению, исключая несправедливое насилие. Сенека считал, что жестокость – наихудший порок, проистекающий из слабости и неразумения. Он писал: «Человек человеку свят», призывая к человечности даже по отношению к рабам. Стоики высоко ценили контроль над страстями (апатия), особенно над гневом – источником импульсивного насилия. Сенека в трактате «О гневе» наставляет правителей сдерживать гнев и быть милосердными, ведь гнев ослепляет разум и ведёт к жестокости. Эпиктет учил, что следует «любить человечество» и прощать невежество других, понимая, что зло происходит от непонимания. Таким образом, хотя стоики не запрещали, например, военную службу (да и сами некоторые, как Марк Аврелий, были вынуждены вести войны), они устанавливали высокие этические стандарты: не творить зла намеренно, жить согласно природе и разуму, который одинаков во всех. Стоицизм, по сути, призывает к внутренней ахимсе – к отсутствию злобы. Не случайно стоические идеи вдохновляли многих мыслителей-гуманистов: из стоической концепции космополитизма выросли идеи прав человека и всеобщего братства. В современном ключе принципы стоицизма соотносятся с ненасильственностью в том, что учат понимать причинно-следственные связи: насилие разрушает общую гармонию, задевая и самого агрессора. Как заметил стоик (вновь Марк Аврелий): «Никто не совершает зла добровольно», имея в виду, что мудрый не станет творить зло, ведь это против разума. Таким образом, стоицизм можно рассматривать как философскую основу для секулярной этики ненасилия: он подчёркивает солидарность людей и необходимость властвовать прежде всего над собой, а не над ближними силой.

Секулярный гуманизм – мировоззрение, ставящее в центр ценность личности, рациональность и сострадание – естественным образом включает принцип ненасилия. Гуманисты, отвергая опору на божественные откровения, приходят к ахимсе путём рациональной этики: если страдание дурно, то моральный долг – по возможности избегать его причинения кому бы то ни было. Уже мыслители эпохи Просвещения, как Вольтер или Руссо, осуждали жестокость и войны, а Джереми Бентам провозгласил целью морали «максимизацию счастья для наибольшего числа», что несовместимо с насилием. В XX веке Альберт Эйнштейн – великий учёный и гуманист – писал: «Наша задача – освободиться из тюрьмы эгоизма, расширяя круг сострадания, чтобы обнять всех живых существ и всю природу в её красоте»[73]. Эта фраза созвучна духу ахимсы: она призывает к всеобъемлющему сочувствию и отказу от причинения вреда не только людям, но и животным, природе. Секулярный пацифизм оформился во многом после ужасов мировых войн: люди, зачастую безрелигиозные, пришли к выводу о недопустимости войны как средства политики. Были созданы пацифистские организации (например, Международная лига мира, War Resisters’ International и др.), продвигающие идею решения конфликтов без оружия. Идеологией этих движений стала вера в способность человека к разумному, ненасильственному сотрудничеству. Такие деятели, как Бертран Рассел (философ-материалист, активист против ядерного оружия) или Махатма Ганди (чьи взгляды хотя и религиозно мотивированы, но выстроены как универсальная философия ненасилия), показали, что ненасилие может быть эффективной политической силой. Гуманистические организации сегодня продвигают идеалы прав человека, которые включают право на жизнь, достоинство личности и запрет пыток – всё это основано на отрицании необоснованного насилия. Кроме того, секулярный подход к этике рассматривает золотое правило («поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой») как рациональный универсальный принцип взаимодействия – по сути, тот же принцип ненасилия, выраженный позитивно. Действительно, научные исследования показывают, что человеческая природа не сводится к агрессии: эмпатия и кооперация заложены эволюцией, дети с малых лет способны сочувствовать страдающему. Гуманизм апеллирует именно к этим естественным чувствам, утверждая, что «понятие добра и зла не нуждается в религиозной санкции» – достаточно понимать последствия своих действий и испытывать естественное отвращение к жестокости. Современный светский этический дискурс – от защиты прав животных (Питер Сингер и движение за «гуманное обращение») до экологического сознания – всё более склоняется к расширению круга морали и ненасилия. Можно сказать, что ахимса в светском обличье – это универсальный принцип гуманности, признающий ценность ощущающей боли жизни как таковой.

Book design is the art of incorporating the content, style, format, design, and sequence of the various components of a book into a coherent whole. In the words of Jan Tschichold, "Methods and rules that cannot be improved upon have been developed over centuries. To produce perfect books, these rules must be revived and applied." The front matter, or preliminaries, is the first section of a book and typically has the fewest pages.